Из книги Тимоти Голви "Внутренняя игра в теннис"

У.Тимоти Голви/Гэллуэй (W.Timothy Gallwey) – американский бизнес-тренер, создатель метода личной эффективности, автор серии книг, описывающих созданный им метод личной и профессиональной эффективности, известный как "внутренняя игра". Тираж его книги «The Inner Game of Tennis» (1974) превысил миллион экземпляров и стал международным бестселлером. На русском языке книга была опубликована дважды под разными названиями и с разным переводом фамилии автора: в 2008г. изд-вом «Сэнтэ» ‒ «Внутренняя игра в теннис», Тимоти Голви и в 2010г. изд-вом «Олимп-Бизнес» ‒ «Теннис. Психология успешной игры», У.Тимоти Гэллуэй. (текст книг идентичен)

РАЗМЫШЛЕНИЯ О МЕНТАЛЬНОЙ СТОРОНЕ ТЕННИСА

Типичный теннисный урок. Вообразите, что происходит в голове нетерпеливого ученика, берущего урок у столь же нетерпеливого коуча. Предположим, что в роли ученика выступает бизнесмен средних лет, желающий изменить своё положение в клубной классификации.

Коуч (прим.ред.‒ Тренер) стоит у сетки с большой корзиной мячей, он подбрасывает мячи и тщательно оценивает удары ученика: "Это хорошо, но мало проводите ракетку вперёд". "Когда идёте на мяч, то переносите вес тела на левую ногу". "Очень поздно начали делать замах".

Очень скоро ученик получит шесть советов о том, что надо делать, и шестнадцать о том, что делать нельзя. Дальше коуч заметит, что надо продолжать тренироваться и всё будет в порядке.

Я раньше допускал такой стиль обучения. Но однажды, заметил, что мои ученики лучше исправляют ошибки, когда я меньше говорю. Это был большой удар для меня. Я вдруг понял, что мои устные инструкции уменьшают вероятность желательного появления исправления.

Профессиональные тренеры знают то, о чём я говорю. У них у всех есть ученики, подобные моей Дороти. На одном из занятий я сказал ей: "Старайтесь заканчивать проводку где-то на уровне плеча, но не ниже. Топ-спин позволит вам попадать в площадку". Дороти старалась следовать моим инструкциям. Мускулы вокруг её рта были напряжены, мускулы её предплечья напряглись, брови нахмурились.

Я заметил это и посоветовал Дороти расслабиться, но она не могла понять, как ей это сделать. Почему, когда ученик старается, он напрягается и теряет пластичность?

Первое мерцание ответа на этот вопрос у меня возникло на тренировке с Дороти. Я дал ей много инструкций, и это ей совсем не помогло. Я решил сделать попытку обучать иначе.

Моим следующим учеником в тот день был Пауль, который брал первый урок тенниса. Я решил дать ему минимальное количество инструкций. Я взял мячи и сделал десять ударов справа, его же просил всего лишь наблюдать и визуально зафиксировать мои действия.

Я попросил его далее мысленно представить, что он сам выполняет удар несколько раз. Затем вложил ракетку в его руку, откорректировал хватку. Он сказал, что обратил внимание на то, что во время удара я перемещаю ноги. Я ничего не сказал ему, а предложил сделать несколько ударов. Он выполнил моё указание, для первого раза всё было нормально, но ноги не двигались. Было ощущение, что они прибиты к корту. Я сказал ему об этом. Пауль ответил: "О, да, я забыл про ноги". Он, конечно же, помнил о ногах, но пока они не двигались. Затем я молча ещё несколько раз показал удар. Через сравнительно небольшое время ноги моего ученика стали участвовать в ударе.

Я начинал понимать, что показ удара лучше обучает, чем инструкция, слишком много инструкций может помешать процессу обучения. Один вопрос меня всё ещё озадачивал. Почему нельзя слишком стараться? Чему это мешает?

Играть и не думать, как ударить. Иногда теннисисту удаются удары. Похоже, в эти моменты он вообще не думает о том как играть. Очень часто о хорошей игре теннисистов говорят так: "Он играет не думая о том, что делать", "Он играет, как по нотам", "Он не осознает, что делает на корте". Общим в этих фразах является то, что разум явно не участвует в игре. Атлеты на большинстве спортивных соревнованиях показывают "пиковые" достижения, если они не думают о самом процессе.

Ясно, что было бы очень трудно играть, выключив полностью свой разум. Игрок находится в таком состоянии, что ему не надо излишне стараться, и мяч после его ударов идёт по назначению. Кажется, что игрок погружен в сам процесс игры, которая требует его энергии, но не чрезмерных усилий. Однако подобная спонтанность в игре мгновенно исчезает, как только игрок начинает думать о том, что он делает. Пытаясь осуществить контроль над игрой, теннисист теряет эффективность действий.

Можно ли играть, отключив свой разум нарочно? Как можно быть сознательно не разумным? В этом есть несомненное противоречие. Однако подобное состояние может быть достигнуто. О таком состоянии игрока можно сказать так. Его разум так сфокусировано, что он не мешает естественности движений. В этом состоянии тело работает автоматически, без вмешательства мыслей. Разум не оценивает действия, он не диктует, как надо действовать, он помогает играть без мыслей.

Способность приближаться к такому состоянию разума во время игры ‒ цель теннисиста, желающего достичь "пиковых" результатов.

Сильно стараться ‒ сомнительное достоинство. Разве не говорили нам с детства, что лишь при большом старании можно чего-либо добиться. Чтобы это значило, когда мы наблюдаем очень старающегося человека?

Однажды, раздумывая над упомянутым выше вопросом, я встретился с женщиной, которая пришла брать у меня уроки тенниса. Она пожаловалась, что совершает очень много ошибок в игре. Ей казалось, что причина в плохой координации. Она часто играет пару со своим мужем, и они из-за неё проигрывают. У неё появилась мысль, что муж берёт её в партнёры только потому, что не хочет её обижать. Я спросил её, какую ошибку она совершает чаще всего? Оказалось, что ей не удаются удары центром ракетки, весьма часто она бьёт ободом ракетки. "Давайте смотреть", ‒ я сказал, доставая корзину с мячами. Я подкинул ей десять мячей под удар справа так, чтобы она двигалась на мяч. Я был несколько удивлён, так как восемь из десяти ударов она сделала ободом. Сам по себе удар был достаточно хорош в смысле техники. Я был озадачен. Она не преувеличила её проблему. Я поинтересовался её зрением, но женщина сказала, что у неё очень хорошее зрение. Тогда я сказал Джоан: "Мы проведём эксперимент". Я попросил её очень стараться делать удары центром ракетки. У меня было предположение, что это может привести даже к ухудшению удара. В следующей серии ударов она попала лишь шесть мячей ободом, в третьей серии результаты были немного лучше, но ошибок всё равно было очень много. Тут она заметила, что ей мало чего удаётся достичь, если она слишком старается. У её интуитивной части заметно стали выше шансы. Теперь перед следующей серией ударов я сказал Джоан, чтобы она сконцентрировала всё своё внимание на швах мяча, стараясь заметить их вращение. Джоан стала выглядеть в следующей серии ударов более расслабленной, и попала центром девять мячей, лишь последний удар опять был сделан ободом ракетки. Я спросил её, о чём она думала перед последним ударом. Она ответила, что стала думать о том, как сделать последний удар центром ракетки. Джоан заметила разницу между тем, как она старалась, и тем, как она концентрировала взгляд на швах. В последующих сериях её разум был занят наблюдением швов мяча, а интуиция реализовала её природные способности. Таким образом, можно подвести первые итоги. Эффективное обучение в теннисе или игры на корте возможно лишь при соблюдении следующих правил:

Надо чётко и ясно представлять картину желаемого результата.

Доверять интуиции тела, чтобы исполнять удары естественно, учась на успехах и ошибках.

Видеть, чувствовать, слышать свои удары и не оценивать их с позиции хорошо или плохо, то есть надо научиться успокаивать свой разум.

Мы подходим к ключевому моменту ‒ подвижность нашего разума затрудняет проявление естественных способностей, и в первую очередь интуиции. Без неё невозможно достичь эффективной деятельности, без неё нет классного тенниса.

Как разум успокаивается, теннисист не думает как, когда и где ему сделать удар. Он не прикладывает всё своё старание в момент удара, он не оценивает свои удары. Он просто играет в любимую игру. Он слышит звук удара, ощущает мышцами контакт с мячом, но не размышляет о теннисе.

Короче, чтобы "собраться" требуется замедлить разум. Успокоить разум ‒ значит перестать думать, рассчитывать, судить, беспокоиться, опасаться, надеяться, стараться, сожалеть, контролировать, дрожать от волнения или отвлекаться. Разум спокоен, когда он полностью здесь и сейчас в абсолютном единстве с действием и действующим лицом.

Для большинства из нас успокоение разума постепенный процесс, включающий в себя нескольких внутренних навыков.

Первый навык, которому нужно научиться это умение освободиться от свойственной человеку склонности оценивать себя и своё исполнение как хорошее или плохое. Освобождение от процесса оценивания ‒ это основной ключ к успешной игре. Когда мы успокаиваем свой разум, можно достичь спонтанной, сосредоточенной игры.

Избавление от критических оценок. Чтобы увидеть процесс оценивания, последите за теннисными игроками. Внимательно наблюдайте за лицом бьющего по мячу, и вы увидите выражение критических мыслей, возникающих в его уме. Насупленные брови появляются после каждого "плохого" удара, и выражение самодовольства после каждого удара, оценённого как особенно "хороший". Часто оценки будут выражаться устно и словами, которые зависят от игрока и от той степени, в которой ему нравится или не нравится его удар. Иногда оценки наиболее ясно ощущается скорее в тоне голоса, чем в самих словах. Заявление: "Ты перекрыл ракетку снова", может быть высказано в форме резкой самокритики или простой констатации факта в зависимости от тона голоса. Приказ себе "Следи за мячом" или "Шевели ногами" может быть произнесён как ободрение телу или как принижающее осуждение за его прошлое действие.

Для большей ясности представим матч двух противников, в котором играют мистер А и мистер Б, а мистер В выступает судьёй. А подаёт вторую подачу, а Б ‒ принимает. Мяч уходит в аут и, слыша "Двойная ошибка", А хмурится и говорит себе что-нибудь унижающее, называет подачу "ужасной". Видя тот же удар, Б оценивает его как "хороший" и улыбается. Судья не хмурится и не улыбается, он просто объявляет счёт.

Что важно здесь. Ни "хорошее качество", ни "плохое качество", приписываемые подаче игроками, не являются свойствами самого удара. Скорее, они являются оценками, добавленными в уме игроков в соответствии с их индивидуальными реакциями. А говорит: "Мне не нравится этот момент". Б говорит: "Мне нравится это момент". Судья не оценивает событие как положительное или отрицательное, он просто видит мяч и выкрикивает счёт. Если такой случай произойдёт ещё несколько раз, А будет очень огорчён, Б продолжит быть довольным, а судья, сидящий на вышке будет по-прежнему отмечать с беспристрастно все, что происходит.

Теряя способность просто воспринимать происходящие события, мы скатываемся на оценки. Нам не нравится зрелище того, как мы попадаем мячом в сетку, но мы оцениваем как хорошее зрелище, когда получаем очко на подаче. Оценки ‒ это наши личные субъективные реакции на зрелища, звуки, ощущения в рамках нашего опыта.

Какое это имеет отношение к теннису? Но, именно с оценки и начинается цепная реакция. Сначала ум игрока оценивает один из ударов как плохой или хороший. Если удар оценивается его как плохой, то игрок начинает думать, что в нём не так. Он говорит себе, как его исправить. Затем очень старается, продолжая давать себе новые указания. Наконец он снова оценивает удар. Очевидно, ум далеко не спокоен, а тело напряжено от старания. Если удар оценивается как хороший, игрок начинает задавать себе вопрос, как он нанёс такой хороший удар, затем он пытается заставить тело повторить процесс, даёт себе новые указания, усердно стараясь и т.д. Оба умственные процесса заканчиваются дополнительной оценкой, которая увековечивает процесс мышления и неловкого исполнения. Как следствие, мышцы игрока напряжены, когда им нужно быть расслабленными, замахи становятся неловкими и менее плавными, и отрицательные оценки, вероятно, будут возникать с возрастающей интенсивностью.

После оценки нескольких ударов, игрок начнёт обобщать. Вместо того чтобы оценить отдельный случай как "ещё один плохой удар", он начинает думать, что "у него ужасный удар". Вместо того чтобы сказать: "Ты нервничал в этот момент", он добавляет: ‒ "Ты худший в клубе". Дальше идут другие обобщения: "У меня плохой день", "Я всегда пропускаю лёгкие удары", "Я медлителен" и т.д. Интересно посмотреть, как происходит обобщение оценок. Всё может начаться с жалобы, "Какая отвратительная подача", затем перейти к "Я сегодня плохо подаю". После ещё нескольких "плохих" подач, оценка может дойти до "У меня жуткая подача". Затем "Я отвратительный игрок", и, наконец, "Я никуда не гожусь". Сначала игрок оценивает событие, затем группирует события, отождествляет себя с объединённым событием и, наконец, судит себя.

В результате, негативные оценки, вынесенные игроком самому себе, становятся самоисполняющимся пророчеством. Игрок начинает бояться, со страхом ожидает очередную ошибку при ударах слева или справа. Происходит что-то вроде самогипноза.

Попав несколько раз в сетку справа, игрок говорит себе, что у него плохой удар или, по крайней мере, что его удар справа сегодня "не работает". Затем он идёт к профессионалу, чтобы исправить его, как больной идёт к врачу. Предполагается, что профессионал поставит диагноз неправильному удару и продолжит способ исправления. Всё это слишком знакомо, и не даёт желаемого результата ‒ ведь свой ум игрок не успокоил.

Очень важный момент. Освободиться от оценок не означает игнорировать ошибки. Это просто значит видеть события, как они есть, и ничего не добавляя к ним. Например, игрок заметил, что во время определённого матча 50% его первых подач попали в сетку. Это ‒ факт. Он точно описывает подачу игрока в тот день. Оценка начинается, когда подаче приклеивается ярлык "плохая", и она мешает игре, когда следует реакция крайнего раздражения, разочарования и обескураженности. Если бы процесс оценки можно было остановить, назвав событие плохим, и не было бы дальнейшей цепной реакции, тогда вмешательство было бы минимальным. Но оценочные ярлыки обычно ведут к эмоциональным реакциям, затем к напряжённости, чрезмерному старанию, самоосуждению и т.д. Этот процесс можно замедлить, или прекратить, если использовать описательные, а не оценочные слова для отражения событий.

Если оценочный игрок придёт ко мне, я сделаю всё возможное, чтобы не поверить его рассказу о "плохом" ударе или о плохом игроке, у которого все мячи уходят в аут. Я могу заметить причину, почему они уходят за пределы. Но нужно ли делать вывод что он или его удар плохой? Если я это сделаю, я, вероятно, стану таким же раздражительным в процессе исправления его, каким он, вероятно, был, поправляя себя. Оценка приводит к напряжённости, а напряжённость мешает пластичности, необходимой для точного и быстрого движения.

Уменьшение напряжения делает плавными движения, и происходит это в результате принятия движений игроком такими, какие они есть, даже если они беспорядочные.

Первое, что нужно сделать, это помочь игроку справиться с отрицательными оценками. Как профессионал, так и игрок стимулирует этот процесс, когда они начинают видеть и принимать движения такими, какие они есть в тот момент.

Первый шаг ‒ это увидеть движения такими, какие они есть. Они должны восприниматься точно. Это можно сделать только, когда личная оценка отсутствует. Как только движение видится чётко и принимается таким, как оно есть, естественный и быстрый процесс изменения начинается.

Приведённый ниже пример, правдивая история, дающая ключ к разблокировке естественного совершенствования наших движений.

Однажды летом 1971 года, когда я обучал группу мужчин в «Теннисном Ранчо Джона Гардинера» в Долине Кармел в Калифорнии, бизнесмен осознал, насколько больше силы и контроля он получил в своём ударе справа, когда отводил ракетку назад ниже уровня мяча. Он был в таком восторге от своего "нового" замаха, что помчался рассказать об этом своему другу Джеку, как будто произошло какое-то чудо. Джек, который считал свой неустойчивый бэкхенд одной из главных проблем своей жизни, примчался ко мне во время ленча, восклицая:

‒ У меня всегда был ужасный бэкхенд. Возможно, вы можете мне помочь.

Я спросил:

‒ Что такого ужасного в вашем бэкхенде?

‒ Я слишком высоко заношу ракетку при замахе назад.

‒ Откуда вы знаете? ‒ спросил я его.

Потому что, по крайней мере, пять различных профессионалов сказали так.

Я просто не смог исправить, ‒ ответил Джек.

На какой-то момент я сознавал абсурдность ситуации. Здесь был руководящий работник бизнеса, который контролировал крупные коммерческие предприятия. Ему было сложно обращаться ко мне за помощью, как будто он не контролировал свою собственную правую руку. Почему было бы нельзя, задавал я себе вопрос, дать ему простой ответ:

‒ Конечно, я могу вам помочь. ОПУСТИТЕ СВОЮ РАКЕТКУ!

Но жалобы такие, как у Джека, обычны среди людей всех уровней интеллекта и мастерства. Кроме того, понятно, что, по крайней мере, пять других профессионалов сказали ему опустить ракетку безрезультатно. Что мешало ему сделать это? Я задавал себе вопрос.

Я попросил Джека сделать несколько замахов во внутреннем дворике, где мы стояли. Его замах назад начинался очень низко, но потом, как раз, перед тем как двигать ракетку вперёд, он поднимал её до уровня плеча и разворачивал вниз к воображаемому мячу. Пять профессионалов были правы. Я попросил его взмахнуть ещё несколько раз, не делая никаких комментариев.

‒ Не лучше? ‒ спросил он. ‒ Я старался держать её ниже.

Но каждый раз, перед тем как двигаться вперёд, его ракетка поднималась.

Ваш бекхэнд в порядке, ‒ сказал я ободряюще. ‒ Просто он подвергается некоторым изменениям. Почему бы вам не посмотреть на это поближе.

Мы подошли к большому оконному стеклу, и там я попросил его сделать замах снова, наблюдая за отражением. Он сделал это, опять поднимая головку ракетки, но на этот раз он был изумлён:

‒ Я на самом деле завожу ракетку высоко! Она поднимается выше плеча!

В его голосе не было оценки, он просто сообщал с удивлением то, что видел глазами.

Что меня поразило, так это удивление Джека. Разве он не сказал, что пять профессионалов, говорили ему, что его ракетка была слишком высоко? Я был уверен, что, если бы я сказал ему то же самое после первого взмаха, он бы ответил: "Да, я знаю". Но сейчас было ясно, на самом деле он не ощущал положение головки ракетки. Несмотря на все уроки, он никогда непосредственно не ощутил, как его ракетка поднимается. Его разум так был поглощён процессом оценки и попыткой изменить это "плохой" взмах, что он никогда не чувствовал сам замах.

Глядя в стекло, которое просто отражало его замах, Джек смог удержать свою ракетку невысоко совершенно без усилий, когда сделал замах снова. "Это совсем непохоже на бекхэнд, который я когда-либо делал", ‒ заявил он. Он теперь бил на корте с размаху по мячу снова и снова. Интересно, он не поздравлял себя с тем, что делает это правильно. Он был просто поглощён тем, насколько иначе это ощущалось.

После обеда я подбросил Джеку несколько мячей, и он мог запомнить, как ощущается взмах, и повторить это действие. Он просто почувствовал, куда идёт его ракетка, позволив ощущению заменить отражение в зеркале. Это был для него новый опыт. Скоро он последовательно выполнял удары на корте с лёгкостью, что создавало впечатление естественного замаха. Через десять минут он чувствовал себя в привычном русле, и он остановился, чтобы выразить свою благодарность:

‒ Не могу сказать, как я признателен за то, что вы сделали для меня. Я научился у вас больше за десять минут, чем за двадцать уроков, что я брал по бэкхенду.

Я мог чувствовать, как внутри меня что-то начинает раздуваться, когда я впитывал эти "добрые" слова. В то же самое время я не совсем представлял, как поступить с этим щедрым комплиментом, и я стал мямлить, пытаясь подобрать соответствующий скромный ответ. Затем, на какой-то момент, мои мысли остановились, и я понял, что я не дал Джеку ни единого указания относительно его бэкхенда.

Ключ, который открыл новый бэкхенд Джека и, который на самом деле был там всё время, просто ожидая, когда его найдут, теннисист перестал изменять свой бэкхенд, он просто увидел его таким, как он есть. Сначала, с помощью зеркала, он непосредственно испытал свой замах назад. Не думая или анализируя, он увеличил своё осознание этой части замаха. Когда его ум свободен от мыслей и оценок, он спокоен и действует как зеркало. Тогда и только тогда мы можем понять, как обстоят дела (увидеть вещи такими, какие они есть).

В игре в теннис есть две важные вещи, которые надо знать. Первое ‒ где находится мяч. Второе ‒ где головка ракетки. С того времени, как кто-то начинает учиться играть в теннис, ему говорят о важности наблюдения за мячом. Игроку не приходится думать, что вот летит мяч, он пролетает примерно на один метр выше сетки и приближается довольно быстро, он должен отскочить около задней линии и его лучше бить на подъёме. Нет, игрок просто следите за мячом и позволяет себе, чтобы произошла требуемая реакция.

Таким же образом, ему не следует думать, где должна быть головка его ракетки, но он при этом, должен всё время ощущать её положение. Игрок не может смотреть на неё, чтобы знать, где она, потому что следит за мячом, но должен ощущать её. Ощущение её даёт знание того, где она. Однако, знать, где она должна быть, не значит ощущать её.

Какой бы ни была жалоба человека, когда он берёт у меня урок, я убедился, что самый полезный первый шаг ‒ это воодушевить его увидеть и почувствовать то, что он делает ‒ то есть, повысить его осознание того, что есть на самом деле. Я иду тем же путём, когда мои собственные замахи выбиваются из колеи. Но чтобы видеть вещи такими, какие они есть, необходимо снимать "оценочные очки", какими бы они, ни были ‒ тёмными или розовыми.

Например, предположим, игрок жалуется, что координация при ударе справа хуже обычной. Я не стал бы давать ему анализ того, что случилось, а затем инструктировать его: "Отведите ракетку назад раньше" или "Бейте по мячу перед собой". Вместо того, я мог бы просто попросить его направить своё внимание на то, где находится головка ракетки в тот момент, когда мяч отскакивает на его стороне корта. Поскольку это не обычное указание, вероятно, игроку никогда не говорили ничего о том, где его ракетка должна или не должна быть именно в этот момент. Если его рассудительный ум вовлечён, он, вероятно, станет немного обеспокоенным, так как сознание любит стараться делать вещи правильно и нервничает, когда оно не знает правильность или ошибочность определённого действия. Поэтому тотчас же игрок может спросить, где его ракетке следует быть, когда мяч отскакивает. Но я отказываюсь говорить, прошу его только наблюдать, где находится его ракетка в этот момент.

После того, как он бьёт несколько раз, я прошу его сказать мне, где была его ракетка в момент, о котором идёт речь. Типичный ответ:

‒ Я отвожу ракетку назад слишком поздно. Я знаю, что делаю неправильно, но не могу остановиться.

Это обычная реакция игроков во всех видах спорта, и это причина многих разочарований.

‒ Забудьте о правильном и неправильном пока, ‒ предлагаю я. ‒ Просто наблюдайте за своей ракеткой в момент удара.

После того, как ещё пять или десять ударов будут сделаны, игрок вероятно, ответит:

‒ У меня получается лучше, если я отвожу её назад раньше.

‒ Да, но где была ваша ракетка, ‒ спрашиваю я.

‒ Я не знаю, но думаю, я отвожу её назад вовремя, не так ли?

Испытывающий неудобство без критерия для правильного и неправильного, оценочный ум создаёт свои собственные критерии. Тем временем, внимание отвлекается от того, что есть и переносится на процесс старания сделать правильно. Хотя он может быть отводит ракетку назад раньше и бьёт по мячу основательнее, он всё ещё в неведении относительного того, где его ракетка. Если игрока оставить в этом состоянии, думая, что он нашёл "секрет" своей проблемы, то есть, отводить ракетку назад раньше, он будет очень доволен. Он охотно выйдет играть и будет повторять про себя перед каждым ударом справа: "Отводи её назад раньше". Какое-то время покажется, что эта волшебная фраза даёт "хорошие" результаты. Но вскоре он начнёт пропускать замах снова, несмотря на его самонапоминание, будет задавать себе вопрос, что идёт не так, и вернётся к тренеру за советом. Поэтому вместо того, чтобы остановить процесс в том месте, где игрок оценивает замах положительно, я прошу его снова следить за ракеткой и сказать мне точно, где она находится в момент отскока. Когда игрок, наконец, начнёт следить за ракеткой, он может ощутить, что он на самом деле делает, и его осознанность растёт. Затем, не прилагая каких-то усилий, он обнаружит, что его замах начал развивать естественный ритм. На самом деле, он найдёт лучший для себя ритм, который может немного отличаться от того, который возможно был продиктован ему каким-то универсальным стандартом, называемым "правильным". Потом, когда он выйдет играть, у него не будет никакой волшебной фразы, которую нужно повторять, и он может сосредоточиться, не думая, что я пытался ему указать. Существует естественный процесс учёбы, который действует в каждом человеке, если ему позволяют происходить.

Плохое влияние отрицательного взгляда (образа мыслей) часто обсуждается в эти дни. Книги и статьи советуют читателям заменить отрицательный взгляд положительным. Один из первых уроков, что я усвоил как тренер, это не придираться к ученику или, к примеру, к его замахам. Поэтому я перестал и критиковать. Вместо этого я хвалил ученика, когда мог, и делал только положительные предложения о том, как поправить его замахи. Некоторое время спустя, я обнаружил, что больше не хвалю своих учеников. Осознание, которое предшествовало этой перемене, произошло в один день, когда я давал уроки по работе ног группе женщин.

Я сделал несколько предварительных замечаний по поводу самокритики, когда Клэр, одна из женщин, спросила:

‒ Я могу понять, что отрицательный образ мыслей вреден, но как насчёт того, чтобы хвалить себя, когда ты делаешь хорошо? Как насчёт положительного взгляда?

Мой ответ был туманным. Я сказал, что едва ли положительный взгляд так вреден, как отрицательный, но в течение последующего урока я стал видеть проблему яснее. Вначале урока я сказал женщинам, что дам каждой из них выполнить шесть ударов справа с хода и пусть они осознают, что происходит с ногами. Я попросил их, не думать, что правильно, а что нет, они должны только следить за работой своих ног. В то время, когда я подкидывал им мячи, я не делал замечаний. Я пристально наблюдал за тем, что происходит у меня перед глазами, но не высказывал никакой оценки, ни положительной, ни отрицательной. Так же женщины были спокойны, наблюдая друг за другом без комментариев. Каждая казалась поглощённой процессом.

После серии из тридцати мячей, я заметил, что у сетки нет больше мячей, они все на моей стороне корта.

‒ Смотрите, ‒ сказал я, ‒ все мячи на моей стороне и ни одного у сетки.

Хотя моё замечание было просто констатацией факта, тон моего голоса показывал, что я был доволен тем, что видел. Я хвалил их и косвенно хвалил себя как их инструктора. К моему удивлению, девушка, которая должна была бить следующей, сказала:

‒ И нужно же вам было говорить это как раз, когда моя очередь!

Хотя она полушутила, я мог видеть, что она немного нервничала. Я повторил те же инструкции, что и раньше, и подал ещё тридцать мячей без замечаний. На этот раз на лицах женщин появились хмурые взгляды, и их работа ног казалась немного более неловкой, чем раньше. После тридцатого мяча было восемь мячей у сетки.

В душе я критиковал себя за то, что разрушил магию. Затем Клэр, девушка, которая первоначально спрашивала меня о положительном образе мышления, воскликнула:
‒ О, я испортила всё. Я была первой, кто попал мячом в сетку, и я попала четыре раза.

Я был поражён, как и другие, потому что это была неправда. Это другая теннисистка попала в сетку первым мячом, а Клэр попала в сетку только дважды. Её оценочный ум исказил её восприятие того, что действительно произошло. Тогда я спросил женщин, думали ли они о чём-то ещё в течение второй серии мячей? Каждая из них рассказала, что осознавала свои ноги, но больше была поглощена тем, что старалась не попасть мячом в сетку. Они старались оправдать ожидание, образец правильного и неправильного, который, как они чувствовали, был поставлен перед ними. Это было как раз то, что отсутствовало во время первой серии мячей. Я понял, что моя похвала вовлекла их оценочный ум. Разум заработал.

Благодаря этому случаю, я начал понимать, как действует оценочный ум. Всегда, ожидая одобрения и желая избежать неодобрения, он рассматривает похвалу как потенциальную критику:
"Если тренер доволен одним видом исполнения, он будет недоволен противоположным. Если я нравлюсь ему потому, что делаю хорошо, я не буду нравиться, если не буду хорошо делать".
Образец хорошего и плохого был создан, и неизбежным результатом была рассредоточенная концентрация и вмешательство оценочного ума.

Женщины начали сознавать причину своей напряжённости в третьей серии ударов. Тогда Клэр, казалось, засветилась как лампочка в 1000 ватт.

‒ О. Я понимаю! ‒ воскликнула она, шлёпая ладонью по лбу. ‒ Мои похвалы ‒ это скрытая критика. Я использую ум, чтобы манипулировать поведением.

Оценочный ум, хочет взять на себя ответственность сделать положение лучше. Он хочет признания, что играет важную роль в событиях. Он так же волнуется и очень страдает, если события идут не так, как он хочет.

Теперь я расскажу обманчиво простую историю.

Трое мужчин в машине едут в центр по улице рано утром. Для наглядности предположим, что каждый из них представляет различный тип игрока в теннис. Мужчина, сидящий справа, положительно мыслящий, который полагает, что его игра великолепна и он полон чувства собственного достоинства, потому, что его теннис такой превосходный. Он также, по его собственному признанию, прожигатель жизни, который пользуется всеми удовольствиями, что, предлагает жизнь. Мужчина, сидящий посередине, отрицательно мыслящий, который постоянно анализирует, что не в порядке с ним и с миром. Он всегда вовлечён в какую-то программу самоусовершенствования. Третий мужчина, который ведёт машину, находится в процессе избавления от оценочного суждения в целом. Он получает удовольствие от событий, какие они есть, и, делая то, что кажется разумным.

Машина останавливается у светофора, перед машиной переходит улицу красивая молодая леди, которая привлекает внимание всех троих мужчин. Её красота особенно очевидна, т.к. она абсолютно голая.

Мужчина справа погружается в размышления о том, как приятно было бы оказаться с этой дамой в других обстоятельствах. Его мысли мчатся через прошлые воспоминания и будущие фантазии о чувственных удовольствиях.

Мужчина, сидящий посередине, видит пример современного декадентства. Он не уверен, что ему следует пристально смотреть на девушку.

‒ Сначала мини-юбки, ‒ думает он, ‒ потом полуголые танцовщицы с обнажённой грудью, затем танцовщицы с голым задом и теперь они на улице средь бела дня. Нужно что-то делать, чтобы прекратить всё это!

Водитель видит ту же девушку, что и другие, но просто наблюдает за тем, что перед его глазами. Он не видит ни хорошего, ни плохого и, в результате, обращает внимание на деталь, которую не заметил ни один из его спутников: глаза девушки закрыты. Он понимает, что женщина ‒ лунатик. Реагируя тотчас же здраво, он просит сидящего рядом сесть за руль, выходит из машины, набрасывает своё пальто на плечи женщины. Он осторожно будит её и объясняет ей, что она, должно быть, шла спящей, и предлагает отвезти её домой.

Таким образом, первый внутренний навык, который стоит развивать теннисисту, это навык некритического осознания. Когда мы "разучимся" судить, мы обнаружим, обычно с некоторым удивлением, что нам не нужна мотивация преобразователя, чтобы изменить наши "плохие" привычки. Есть более естественный процесс учения, ждущий своего открытия. Он готов показать, что может сделать, когда ему позволят действовать без вмешательства сознательных усилий рассудительной сущности.

Большинство детей учится ходить до того, как родители могут сказать им, как ходить. Тем не менее, дети учатся не только, как хорошо ходить, но они приобретают уверенность в естественном процессе обучения. Матери наблюдают за усилиями своих детей с любовью и интересом, и если они мудры, не очень вмешиваются. Когда ребёнок теряет равновесие и падает, мать не осуждает его за то, что он неуклюж. Она даже не беспокоится об этом, она просто замечает факт. В результате прогрессу ребёнка, когда он учится ходить, никогда не мешает мысль, что он не координированный.
Поэтому начинающему игроку нужно относиться к своим ударам слева, как любящая мать к своему ребёнку. Фокус в том, чтобы он не отождествлял себя с ударом слева. Так же мать не отождествляет себя с падением ребёнка. Игрок обретаем уверенность, когда начинает понимать, что его удар ‒ это не он и при ошибках он не становится лучше или хуже.

Такой же беспристрастный интерес необходим, чтобы дать возможность начинающему игроку развиваться естественно. Позвольте цветку вырасти.

Не исключаю, что у обучаемого может прийти в голову спросить: "Как он может просто бить слева или справа? Разве не нужно, чтобы кто-то мне рассказал, как это делать? Если я никогда не играл в теннис раньше, могу ли я просто выйти на корт и делать удары?" Ответ таков: если его интуиция знает, как ударить бекхэнд, тогда пусть он даст этому произойти, если нет, тогда его интуиция должна ещё научиться.

Действия интуиции основаны на информации, которую она сохранила в своей памяти о прошлых действиях или о наблюдаемых действиях других. Игроку, который никогда не держал в руке ракетку, нужно дать возможность мячу ударяться по струнам несколько раз, прежде чем интуиция узнает, как далеко находится центр ракетки от руки, держащей её. Каждый раз, когда он ударяет по мячу, правильно или неправильно, компьютерная память интуиции собирает ценную информацию и откладывает её для будущего использования. Когда практикуются, интуиция совершенствует и увеличивает информацию в банке памяти. Всё время она учится таким вещам, насколько высоко отскакивает мяч, как по нему бьют с разной скоростью и различным кручением, насколько быстро мяч падает и как быстро он отскакивает, и где его нужно встретить, чтобы направить в различные части корта. Она помнит каждое действие, которое производит, и результаты каждого действия, в зависимости от степени обучаемого внимания и расторопности.

Позвольте мне пояснить на примере, который демонстрирует лёгкие и трудные пути учёбы. Когда мне было 12 лет, меня послали в школу танцев, где меня обучали вальсу, фокстроту и другим па, известным только в средневековье. Нам говорили: "Поставьте правую ногу сюда, а левую ‒ туда, затем соедините их. Теперь перенесите вес на левую ногу, повернитесь" и т.д. Па не были сложными, но прошли недели, прежде чем я стал танцевать без необходимости проигрывать плёнку в своей голове: "Поставь левую ногу сюда, правую туда, повернись, раз, два, три, раз, два, три". Я обдумывал каждое па, давая команду себе и затем исполнял его. Я едва сознавал, что обнимал девочку, и прошли недели, прежде чем я был в состоянии вести разговор во время танца.
Вот так большинство из нас учатся работать ногами и махать ракеткой в теннисе. Но это такой медленный и болезненный путь! Сопоставьте его с тем, как современный двенадцатилетний учится танцевать. Он идёт однажды вечером на вечеринку, видит, как его друзья танцуют, и приходит домой, овладев всеми танцами. Однако эти танцы бесконечно более сложные, чем фокстрот. Только представьте размер руководства, необходимого, чтобы описать словами каждое движение этих танцев! Это потребовало бы степень доктора наук по физвоспитанию и целый семестр, чтобы выучить их на основании точной информации. Но ребёнок, который, возможно, проваливается на математике и английском, учит их не прилагая усилий за один вечер.

Как он это делает? Во-первых, просто наблюдая. Он не думает о том, что он видит, как левое плечо немного поднимается, в то время как голова держится впереди, а правая нога поворачивается. Он просто поглощает визуально тот образ, который перед ним. Этот образ полностью обходит разум, и, кажется, передаётся непосредственно телу, так как через несколько минут ребёнок выполняет движения очень похожие на те, которые он наблюдал. Теперь он чувствует, что надо делать. Он повторяет процесс несколько раз, сначала наблюдая, затем, ощущая, и скоро он танцует, не прилагая усилий абсолютно. Если на следующий день его спросит сестра, как танцевать, он скажет: "Я не знаю. Вот так, видишь?" Чаще всего он не может объяснить словами. Тогда как большинство из тех, кто учится играть в теннис путём словесных инструкций, могут объяснить во всех деталях, как следует ударить по мячу, но затрудняются сделать это.

Многие обучающиеся игре в теннис слишком осознанно относятся к технике ударов и не внимательны достаточно к результатам. Такие игроки осознают, как они отправляют мяч, но не интересуются, куда он на самом деле направляется. Часто таким игрокам полезно перенести своё внимание со средств на цель. Вот пример.

Во время группового урока с пятью женщинами я спросил каждую, какую цель они поставили перед собой. Первая женщина, Салли, хотела отработать свой удар, который как она сказала, "последнее время был действительно ужасным". Когда я спросил её, что ей не нравится в ударе справа, она ответила: "Ну, я отвожу ракетку назад слишком поздно, слишком высоко и слишком поворачиваю кисть во время проводки; также я часто отвожу глаза от мяча и думаю о своих ошибках". Было ясно, что если бы я дал ей указания по каждому элементу, то я бы начал урок с ней и с ней бы закончил. Поэтому я спросил Салли, какой параметр удара её не устраивает. Она ответила: "Он слишком слабый, ему не хватает длины". Теперь у нас было с чем работать. Я сказал ей, что, как я полагаю, её интуитивная часть уже знает, как бить по мячу сильно. Я предложил, чтобы она представила мысленно дугу, которую мяч должен был бы описать, чтобы остаться в пределах корта, заметив, как высоко над сеткой он пролетит, и хранить эту картинку в уме несколько секунд. Затем, прежде чем пробить несколько мячей, я сказал: "Не старайтесь послать мяч далеко. Ваше тело уже знает, что ему надо делать. Если мяч будет коротким, не делайте никакого сознательного усилия, чтобы исправить удар. Просто ударяйте по мячу и смотрите".

Третий мяч, посланный Салли, опустился в тридцати сантиметрах от задней линии корта. Из следующих двадцати пятнадцать опустились на последней четверти корта и летели с возрастающей скоростью. Когда Салли выполняла удары, другие женщины, и я могли видеть, как все элементы, которые она упомянула, изменялись заметно и естественно, её замах назад опустился, её проводка выровнялась, и она начала посылать мячи спокойно и уверенно. Когда она закончила упражнения, я спросил ее, какие изменения она сделала? И она ответила: "Никаких. Я лишь представила, как мяч проходит в двух метрах над сеткой и опускается около задней линии". Она была и обрадована, и удивлена.

Изменения, которые Салли внесла в свой удар справа, заключались в том, что она дала своей интуиции ясный зрительный образ результатов, которых она желала. Затем она просто делала удары, никак их не оценивая, а лишь наблюдая.

Для развития теннисной интуиции мало лишь создать образ желаемого результата. Только на первом этапе этого достаточно. Затем начинается многократные повторения, пока не начнут удаваться удары при полном спокойствии разума.

Многие теннисисты начинают верить в то, что не являются хорошими игроками, чем они фактически есть. И начинают играть эту роль, и им очень трудно выйти из неё. Таким теннисистам я обычно говорю что-то вроде этого: "Представьте, что я режиссёр телесериала". Зная, что вы актёр, который играет в теннис, я спрашиваю, не хотите ли вы сыграть маленькую роль, первоклассного теннисиста. Я уверяю вас, что вам не нужно беспокоиться о том, чтобы попасть в площадку, потому что камера будет сфокусирована только на вас и не будет следовать за мячом. Меня главным образом интересует, только то, как вы перенимаете манеры профессионала, и как вы воспроизводите удары с предельной уверенностью. Прежде всего, ваше лицо не должно выражать неуверенность в себе, вы должны выглядеть так, как будто вы попадаете каждым мячом точно туда, куда хотите. Действительно, войдите в роль, бейте так сильно, как хочется, и игнорируйте, куда мяч летит на самом деле.

Когда игроку удаётся забыть о себе и действительно играть принятую роль, удивительные изменения в его игре часто происходят, если вы не против игры слов, мы могли бы даже сказать, что изменения драматические. Пока он способен оставаться в это роли, он познает качества, о которых он, возможно, не знал.

После года тренировок или около того, большинство людей приобретают определённую манеру игры, от которой они редко отходят. Некоторые усваивают оборонительный стиль, они не жалеют усилий, чтобы вернуть каждый мяч, часто кидают свечи, бегают по всей площадке и редко бьют по мячу сильно. Игрок такого плана ждёт, когда его противник совершит ошибку, и изнуряет его постепенно с бесконечной настойчивостью. Противоположностью является наступательный стиль. В его экстремальной форме мяч посылается с целью победить каждый раз. Каждая подача предназначена быть очком, каждый приём подачи ловким мгновенным ударом, в то время как удары с лёта и смэши нацелены на то, чтобы мяч попадал в одном ‒ двух дюймах от линии.
Третья распространённая модель ‒ это та, которую можно назвать "формальным" стилем игры. Игроки этой категории не заботятся о том, куда летит мяч, их волнует, как они выглядят со стороны. Они играют на публику.

В противоположность, существует соревнующийся стиль игрока, который сделает всё, чтобы победить. Он упорно бегает, бьёт сильно или слабо, в зависимости то того, что нужно по ситуации, используя каждую слабость противника, умственную и физическую.

Обрисовав эти основные стили группе игроков, я часто предлагаю ученицам, чтобы в качестве эксперимента они переняли стиль, который кажется, больше всего отличается то того, который они усвоили ранее. Я также предлагаю, чтобы они исполняли роль хорошего игрока, неважно какой стиль они выбрали. Кроме того, что это весело, такой вид ролевой игры может значительно увеличить возможности игрока. Оборонительный игрок узнает, что он может нанести удар победителя; агрессивный обнаруживает, что он может также быть стильным. Я убедился, что когда игроки ломают свои привычные шаблоны, они могут значительно расширить границы своего собственного стиля и исследовать ослабленные стороны своей личности. По мере того, как игрок получает более лёгкий доступ к разнообразию качеств, заключённых в его теле, он начинаете понимать, что может прибегать к любому из этих качеств соответственно данной ситуации на корте или вне него.

Приведу высказывание старого мастера: "Ни один учитель не значит больше, чем свой собственный опыт". Возникает вопрос, как богатый опыт одного лица может помочь другому лицу. Краткий ответ таков. Обоснованное указание, полученное из опыта, может помочь игроку, если оно ведёт его к своему собственному экспериментальному открытию особенностей данного удара. С точки зрения ученика, вопросом становится то, как слушать технические указания и использовать их, не попадая в ловушки оценок, сомнения, страха. Для тренера вопрос должен заключаться в том, как давать указания, чтобы помогать естественному процессу учения и не мешать ему.

Давайте начнём с очень простого и весьма распространённого указания, которые дают теннисные коучи: "Зафиксируйте кисть при ударе слева". Я бы предположил, что это указание возникло из чьих-то точных наблюдений относительного постоянства и силы бекхэндов, когда запястье было твёрдым, по сравнению с тем, когда оно было свободным. Каким бы очевидным это указание не казалось сначала, давайте проанализируем его, прежде чем отливать его в бронзу догмы. Можно ли бить бекхэнд с запястьем слишком свободным, чтобы производить контроль? Конечно. Но можно ли также ударить с запястьем, которое слишком твёрдое? Да, конечно, можно. Итак, какой бы полезной эта инструкция не показалась, игрок не может использовать её успешно, просто следуя ей. Поэтому нужно предложить ему самому ощутить оптимальную степень напряжённости запястья и совсем не обязательно это выражать словами. Игрок должен сделать несколько ударов со слишком свободным запястьем, а затем со слишком напряжённым. Уверен, что он непроизвольно почувствует какое состояние запястья лучше всего действует, и остановится на нём. Очевидно, точную степень напряжённости, которую игрок обнаружил, было бы очень трудно выразить определёнными словами; она определяется по ощущению.

Но игроку нужно объяснить, чтобы он не давал себе никаких указаний, например, ‒ "Укрепление запястья полезно". Иначе при последующих ударах он будет напоминать себе укреплять запястье. Но интуитивно игрок уже держит его твёрдым и при данном указании оно становится слишком напряжённым.

Я уверен, что лучший способ использования технического знания в теннисе состоит в намёке на возможные изменения. Намёк может быть сделан вербально или сопровождаться демонстрацией техники. Если я хочу дать инструкцию: "Бейте снизу вверх, чтобы получился топспин", избегая контроля разума, то я мог бы сначала взять ученика за руку и вместе с ним провести ракетку. Затем я мог бы сказать, что не надо стараться что-либо сделать, только наблюдайте за вашей ракеткой. Она идёт снизу вверх, она касается мяча верхней частью обода или нижней? После нескольких ударов я бы мог задать уточняющие вопросы относительно точки касания мячом ракетки. У моего ученика появляется возможность самому исследовать, что для него лучше.

Если бы попросить группу профессиональных тренеров записать наиболее важные элементы удара справа, то получили бы список, содержащий не менее пятидесяти элементов. Вообразите трудности, с которыми встречаются теннисисты. Неудивительно, если игрока охватывает неуверенность. С другой стороны, запоминание картины удара и возникающих при этом ощущений заметно облегчает работу с каждым элементом.

Другие материалы по этой теме:

Советы продвинутым теннисистам-любителям от Тимоти Гэллуэй (Голви) Ментальный тренинг в подготовке теннисистов к соревнованиям